Девичье сердце [СИ] - Анастасия Баталова

2015

НА ЯРМАРКЕ

ты закрепляешь на тонких руках браслеты,вплетаешь в волосы ленточки с бубенцами –тебя всё радует, юную, утро, лето –сцепляешь молнию правильными концами,застёгиваешь замок на шнурке кулона,в нём солнце играет, капелька золотая.

а она следит, напряжённая, из салоначёрной машины.

сбегаешь, почти взлетая,и двери подъезда распахиваются настежь –щедрость твоя проявляется в каждом жесте.

она следит, но ты ничего не знаешь…

лучезарная, как подобает тебе, невесте,весёлая, словно птичий весенний гомон,ты оживляешь походкою тишь бульвара –сегодня твой путь как никогда изломан.

машина медленно едет вдоль тротуара.стрекочет тихо мотор, номерные знакиникто не приметит — мало ли сзади кто там?ты покупаешь дыню и козинаки.

её спина покрывается липким потом.на ярмарке очень людно. уж много дней иночей этот план в неё зрел ядовитым плодом.она стреляет, только чуть-чуть бледнея…

народ, паникуя, толкается по проходам,встревоженно шепчется: кто из них видел что-то?

у неё в глазу слезинка дрожит, у края.

ты упала навзничь. снимают тебя на фото.а глаза расширились — будто в себя вбираянапоследок небо…

зеваки столпились кучей.солнце смотрит сквозь облака белёсо.правит не истина, а беспристрастный случай.

она уезжает. спасайте её, колёса…

2015

МЯСО

Девяностые годы. Витражный январский рассвет.Мы по снегу за мясом идём на оптовую базу,и такого дешёвого мяса нигде больше нет.Каракатица-очередь злОбна, длиннА, многоглАза,многорУка настойчиво мёрзнет — под двадцать мороз –у "газельки", в которой навалены стылые туши.И стоят два мужчины с безменами — те, кто привёзих сюда и теперь продаёт. Затвердели от стужиэти трупы костлявых животных, промёрзли насквозьи лежали горОй на полу в этой грязной "газели"синеватые, рёбра видны все… Не взглянешь без слёз!Мне лет пять было, я уж не помню, как "это" мы ели.Помню, как добирались домой по тому январю:как по снегу отец волочИт за костлявую ногуту несчастную тушу, как матери я говорю –"Скоро дом?" — поминутно, а мать мне — "Осталось немного…" –и как шутят вполголоса взрослые между собой,называя беззлобно "собака" костлявую тушу,как дома вдалеке проступают на небе резьбой…За отцом волочётся по снегу, все рёбра наружу,дефицитный и тощий, редчайший собако-баран.Я на санках сижу. Пальцы сильно болят, холодея…мне мечтаются феи из тёплых и сказочных стран:разноцветные, нежные как лепестки орхидеи.

2013

ВОРОВКА

У Юльки было очень много куколи дача с круглой башенкой как купол,клубника, помидоры, старший брат…Мне было любопытно лишь сначала:я в десять лет ещё не различала,кто как живёт, кто беден, кто богат.

А у меня был велик с гнутой спицей.Я бегала с растрёпаной косицей,в одёжках не со своего плеча,и с "младшим братом"-Карлсоном под мышкой.Зато отец наш небольшой домишковесь справил сам. Один. До кирпича.

Мы все играли Юлькиными "барби":в её обширном пластиковом скарбедля кукол был устроен целый дом.(А у меня игрушек было мало,я горькими слезами выжималаиз мамы в магазинах их с трудом.)

И зависть тихо тлела как лучина:средь Юлькиных игрушек был мужчинасо стриженою гладкой головойиз крашеной пластмассы. Весь блестящийнарядный Кен (и галстук настоящий)с улыбкой голливудской — как живой.

И кукольный автомобильчик синий,миниатюрный зонтик и бикини,а к ним солнцезащитные очки.Вещица та меня очаровала:оправа — два сердечка, не овала,и розовые дужки как крючки.

Я зависти сдавалась постепенно:сначала я отгрызла палец Кену(пока другие отвлеклись, тайком),очки же подарить просила Юльку."Ну жалко что ли? Чепуху… Бирюльку…"Ведь я всю жизнь мечтала о таком!

Но Юлька мне ответила: "Прости, ноочки самой дарила мне Кристина.Подарки — не отдарки. Не могу!"Я буркнула расстроенно: "Угу."Потом, когда все шли нарвать ромашек,очки я быстро сунула в кармашеки догнала подружек на лугу…

Играла увлечённо я? Едва ли…Ждала я, чтоб меня домой позвали,очки в кармане трогая рукой.…А за обедом я почти не ела,родители пытали: в чём же дело?Меня ещё не видели такой.

Очки, в коробке лёжа для игрушек,запрятанной под кипою подушек,теперь уж мне не нравились совсеми почему-то даже злили. То есть,вот так во мне вдруг пробудились совестьи страх, что кража очевидна всем…От мамы я отделалась молчками.И не играла с этими очками.Я чувствовала стыд перед людьми.Вернуться к Юльке и отдать обратно?Но это будет страшно неприятно:"Украла, но раздумала. Возьми…"

Вдруг, губы пересохшие кусая,Я кинулась на улицу босая,не замечая камни и сучки.Внутри свербило что-то словно жало –я даже и не помню, как бежаладо леса. Злополучные очки

швырнула в пруд с тяжёлым тёмным илом.Вода их преспокойно проглотила:качнулась и застыла как была.Оправа два сердечка, не овала…Я после никогда не воровала,да совесть не отмоешь до бела.Я плакала, пока домой брела.

2013

ЛАДОШКА

Мой отец строил дом, воплощая руками идеи.Терпеливо он смешивал воду, песок и цемент,чтоб раствор, полужидкий, текучий на данный моментстановился надёжным как камень, на солнце твердея.

Он раствором залил деревянную форму крыльца,а потом мастерком всю поверхность разгладил немножкои меня подозвал:— Приложи здесь на память ладошку.Я к крыльцу подбежала, исполнила просьбу отца.

Я ребенком была. Я не ведала мглы и печали.Накрывая панамой, пыталась поймать мотылька.От раствора немного шершавой казалась рука.Я не знала тогда, что мгновения те означали.

Сквозь бетон прорастает трава. Пролетели года.Но ещё различим на растресканном этом бетонеотпечаток тогдашний моей пятилетней ладони,и мой сын приложил для забавы ручонку туда.

2014

РОМКА

ПОЭМА

Шесть соток — садоводческий участокбыл выделен родителям моим,и лето там я проводила часто,хотя тот край и не был мной любим.Зеленогорск… Ребята из богатых(по десять лет, а снобы все почти).Я бегала оборвышем: в заплатах,да и избушка — Господи, прости…

Кругом: дворцы, особняки, заборыиз кирпича — всё лоск, куда ни глянь.И про меня ходили разговоры,что из семьи из бедной я. Ведь вскляньмне только неба синего досталось(и этого достаточно вполне),да жаль, промеж богатыми казалось,что всё ж чего-то не хватает мне.И в детстве я дружила не со всеми:неравенство наметилось тогда.Союз распался — непростое время.То были девяностые года.

В сандаликах всегда на босу ногу,с растрёпанной косой через плечо,носилась я как ветер: слава богу,здорова, весела. Чего ж ещё?

Тогда моим царапинам и шишкамне знали счёта бабушка и мать.Меня тянуло больше всё к мальчишкам –их в детстве проще было понимать.С девчонками тоска: они игралито в дочки-матери, то в свадьбу, то в семью…То ль дело пацаны: в войнушку, в ралли,в бандитов и заложников… Моюшальную тягу к хулиганству мамаоправдывала: вырастет — поймёт,остепенится. Между тем, упрямоя делала из досок пулемёт.

Был у меня тогда приятель — Ромка.Проказник, фантазёр (жил с дедом тут).Он мог из никудышного обломкаигрушку смастерить за пять минут.Курносый, круглолицый, круглоглазый(глаза сквозят невинностью души) –куда при этом только он не лазал,чего только не жёг и не крушил!

Кудрявый, крепко сбитый, круглощёкий,неравнодушный к сладкому и к щам,Роман учил меня как Мастер йогиполезным, замечательным вещам:он выучил меня ругаться матом,кирпич колоть рукой, играть с огнём…К домашним и воспитанным ребятамя не тянулась никогда. А в нёммагнит как будто был… И я балделаот Ромки. Мы дружили — не разлейничем, и нашим не было пределапроказам обоюдным. Точно клей"Момент" искрепил нас вместе. Водостойкий.

Мы днями забавлялись с ним вдвоёмна брошеной давно соседом стройке.Там были трубы, плиты, водоёмс лягушками. Для детского досуганашлось нам предостаточно всего.Но неприятность сделалась у другана этой самой стройке. Моегососеда я давно уж не видала,в бытовке покосившейся. Соседобил листами рыжего металлаеё со всех сторон — от разных бед.

А Ромка жёг траву вблизи времянки.Забавы ради, не замыслив зло,бензином сдуру брызнул он из склянки,и пламя с силой всё вокруг взяло.

Сгорела эта чёртова бытовка.Нам до неё, конечно, дела нет.Но взрослым, раз уж вышло так неловко,пришлось потом, увы, держать ответперед соседями. Его родныесобрали деньги — возместить урон.Ругали Ромку. Не признал вины ина всё лишь пожимал плечами он:

"Оно само воспламенилось! Я толишь развести хотел большой костёр!"

Ему тогда пошёл всего девятыйгодОк. Он был наивен, не хитёр.Но как бы ни было там, дело громко:поджёг… И дружбе так пришёл конец:мне запретил, узнав об этом, с Ромкойводиться строго-настрого отец.

"Он хулиган! А если б это пламядошло ещё до нашего двора,то как бы он рассчитывался с нами,твой Ромка?! Спички — это не игра."

Отец меня наказывал телесно:он часто в детстве бил меня ремнём.Возможно, это было бесполезно,но всё-таки теперь играть с огнёми с Ромкой я боялась из-за папы.У боли над детьми большая власть,но до поры… Взросления этапывсегда так проявляются: сдаласьбольшая крепость страха перед чем-то,что не умела я назвать пока…

Мы прятались как тайные агентытеперь. Так сила дружбы великабыла, ведь я, побитой быть рискуя,играла с Ромкой бедам всем назло,и радовалась каждому часку яс приятелем, считая: "Повезло,что мой отец не спрашивал сегодня,где я была, и не придётся врать…"

Вдобавок стала я чуть-чуть свободнейи потому, что всё узнала мать.Она ведь, умудрённая природой,ловила женским внутренним чутьём:родителям в делах такого родастоять нельзя упорно на своём.И мама прикрывала наши встречи:отцу не говорила ничего.А мне теперь жилось гораздо легче –я сохранила друга своего.

Мне было десять лет, когда всё этопроизошло. Прошёл учебный годещё один. Опять настало лето.На дачу мы приехали и вот:осталось всё как прежде, с Ромкой сноваиграли… Во дворе ему качельналадил дедушка. Высокий сук — основа.Верёвки две повесил он на ель.А между ними — тонкая дощечка,что, кажется, вот-вот — и пополам…Но, впрочем, крепко держит человечка,что весит тридцать с чем-то килограмм.

Часами мы раскачивались с силой:кто выше? Ромка был смелей чуть-чуть.Летали мы, и солнце нас слепило,дощечка прыгала, качалась ёлка — жуть…Земля и небо смешивались в кашу,кружилась голова от высоты.Вдруг Ромка снизу мне сказал:"А Машаиз класса моего храбрей, чем ты!Она у нас действительно "крутая".С ней каждый парень подружиться рад…"

Я молча Ромку слушала, летаястремительно до солнца и назад."Ну, а она красивая?"Вопрос тотя задала ему, качнувшись вверх."Ну… я не знаю… — он замялся, — просто…""Глаза какие?""…Вроде как у всех…Зато она такая каратистка,что вот тебя одной рукой сшибёт!"Я возразила, пролетая низко:"А я ношу с собою огнемёт!""У Машки — танк. — сказал серьёзно Ромка. -В квартире прямо. Честно.Сам видал…"

"Да врёшь ты всё!" — я выкрикнула громко.Беседа переплавилась в скандал."Ещё скажу тебе такую штуку… –ввернул Роман последний аргумент, -…мы в школу ходим с ней всегда за рУку…"

В верёвки впилась я, и как цементтвердели пальцы… Ничего такогосо мною не случалось никогда,та злость была принципиально новой,и я кричала Ромке:

"Ерунда!Не верю! Врёшь!"Я спрыгнула с качели,ударив ногу, прямо на лету,и, сдерживая слёзы еле-еле:"Я набрала большую высоту?" –спросила Ромку. Он пожал плечами:"Нормальную. Но Машка может ведьповыше…"Солнце скалилось лучами.Нога болела. Чтоб не зареветь,я собрала в кулак остатки воли.Надолго, знала я, не хватит их.Мне было больно даже не от боли…Мой голос стал вдруг непривычно тих:"Прости, но я ударила коленои не могу качаться. Я — домой."Навстречу мне попалась тётя Лена,соседка, и вскричала:"Боже мой!Ты где так сильно рассадила ногу?"Взглянула на себя впервые я:обида отпускала понемногу,а кровь текла с коленки в три ручья."До свадьбы заживёт! Мы бинтик белыйприложим. Мазью смажем. Погоди!"Сдалась и облегчённо заревелая тут же на её большой груди.

На будущее лето Ромка позднона дачу выехал, а я — наоборот.Подросший, загорелый и серьёзныйон появился. На морской курортон ездил с мамой, в южный город Сочи –там солнце, море, фрукты. Рай земной…И ракушек красивых много очень.Он их по-братски разделил со мной.

Пол-лета Ромки не было на даче.Зато приехал внук соседки Стас.Он каждый день в саду решал задачи,был деловит, начитан и очкаст.

Сначала я играла с ним от скуки,но позже мне понравился весьмасоседский внук. Он обажал науки.И стала я ходить к нему сама.

Стас рассказал мне про цветы и травы,про то, как ловок уссурийский тигр.Он каждый день придумывал забавыи сочинил немало новых игр.

Вот, например, играть любил он в "крошку".(Он часто обращался так ко мне.)Стас был маньяк (конечно, понарошку,в игре такая роль), а в сторонеот дома был лесок, довольно редкий.И в "крошку" мы играли только там.Я убегала, пряталась за ветки."Маньяк" бежал за мною по пятам,а, настигая, с ног валил, запястьясжимал до хруста и валился наменя, предупреждая:"Настя!Ни слова взрослым…"

Я была сильна,ловка, быстра, и удавалось Стасу,меня, конечно, не всегда поймать…А коль ловил, то я кричала сразу:

"Я расскажу! Тебя накажет мать!"

Мы так в лесу играли постоянно.Потом в саду в беседке пили чай.Его нам выносила тётя Яна.Под вечер расставались.

"Не скучай! –бросал мне Стас. — до завтра!"

Из окошка(он провожал меня) махала я.Хороший Стас… И если бы не "крошка",то были б с ним мы лучшие друзья.

Потом, когда вернулся Ромка с моря,он видел нас со Стасом пару раз.Теперь, почти что в каждом разговореон клеил к "Стасу" слово "унитаз"…Он сочинял про Стаса анекдоты,истории забавные, хохмил…Да так, что я смеялась до икоты.

И Стас мне перестал быть вовсе мил.К тому же, вскоре он уехал с мамой.На зависть мне куда-то далеко…Поездки были мне заветной самоймечтою…В садоводство молоковезли с совхоза. Целая цистернав неделю раз въезжала в воротА.Приветливая тётка с кружкой мерной(на ней, где литр, фломастером — черта)вливала нам без устали в бутыли,бидоны, банки белоснежный груз…

На молоке такие сливки были!Я помню нежный сладковатый вкус…Так в детстве, кажется, всё было лучше,счастливей. Голубее небосвод… Мыпровожали всей ребячьей кучейвсегда бегом цистерну до ворот…

Однажды так случилось, что мальчишкидругие Ромку приняли в игру.Их было семеро, а я казалась лишней.Одна девчонка."Я её беру!"Сказал им Ромка."Пусть играет с нами!""Девчонку? Мы намучаемся с ней:она слаба тягаться с пацанами.Мы ж в вело-прятки. Для крутых парнейигра. Она жестокая, а, значит,для сильных. А девчонки — слабый пол.Подумай сам, а вдруг она заплачет?"

Сказал серьёзно Ромке рыжий Фрол."Я не заплачу!"Завопила звонков ответ ему я, выступив вперёд.

"Ты не смотри на то, что я девчонка,я смелая!" За весь девчачий родмне стало вдруг обидно. В самом деле:ну чем девчонки хуже? Что за чушь?Быстрее всех гоняю я на велеи не боюсь зайти в лесную глушь…

"Ну, ладно, ладно… Мы тебя проверим!Все новенькие водят в первый раз.Такие правила. Ты стой у этой двери,считай до ста, не открывая глаз."

Я отвернулась. Хохотали громко,свистели, уносясь на велах вдаль,мальчишки. С ними — лучший друг мой Ромка.Нетерпеливо ставлю на педальуже я ногу:

"Девяносто девять!"

Ну, всё. Искать поехала ребят.Они могли быть далеко. Что делать?Такие правила. Вовсю горел закатнад лесом с ёлочной зубастой кромкой,она казалась чёрной ввечеру.Мне стало грустно: в нашей дружбе с Ромкойне будет всё по-прежнему. Игру,быть может, я и выиграю… Только…(догадка вдруг хлестнула точно плеть)…меня не примут как свою, поскольку…девчонка… Так мы начали взрослеть…И пролегла невидимо граница,наметилась полярность двух полов.Я вздрогнула: вспорхнула рядом птица.Я всё крепилась:

"Я мальчишколов!Я молодец! Я отыщу их разом…"

Лес становился гуще. Дальше — дом.Закат в деревьях низко красным глазомморгал мне. Страшно. Ехала с трудом.Не плакать! Нет! Я набралась отваги.С предательской щекоткою в носупо следу всей мальчишеской ватагия ехала в темнеющем лесу.Бодрилась и посвистывала тонко.Меня атаковали комары.Реветь — никак нельзя. Ведь я — девчонка!И вОда. И одна — на семерых.

2013